Я издала неопределенный смешок, способный сойти как за согласие, так и за протест.
— А мне почему ничего не предлагают? — вдруг глухо раздалось из рюкзака.
Я понимающе рассмеялась, нагнулась к валяющейся на полу сумке и отстегнула застежку клапана… Серый взъерошенный клубок тут же выкатился из своей импровизированной тюрьмы и негодующе уставился на Бублика.
— Христопродавец, сатрап, тиран! — с хриплым придыханием завопил раб рюкзака. — Ирод, деспот, мучитель!
— Ого, он и вправду разговаривает! Прелесть какая! — некрасиво отвесил нижнюю челюсть Бублик. — Зря, выходит, я брату не поверил…
— Сам ты прелесть! — обиженно огрызнулся кот. — А я — Маврикий! Запомните: Маврикий, а не скунс! И я хочу жрать! — Полосатый нахал поднялся на задние лапы и схватил со стола креветку в кляре. — Мм… фкуфно. Мошь фут и фульма, но формят фполне фнофно… — Дальнейшие его слова потонули в увлеченном чавканье.
— Да вы садитесь, не стесняйтесь, будьте как дома! — засуетился наш хозяин, выдвигая из-под стола табуреточку и предлагая ее коту.
Маврикий не заставил долго себя упрашивать, с табуретки запрыгнул прямо на стол и по уши вгрызся в вышеупомянутое фуа-гра. Несколько последующих минут до нас с Бубликом доносились лишь упоенное кошачье мурлыканье и громкий стук тарелок.
— Может, вы все-таки посвятите меня в подробности ваших приключений? — почти жалобно попросил толстяк, завороженно наблюдающий за вовсю уписывающим наш ужин котом. — Я, конечно, уже много чего знаю от брата, но такое… — Он шокированно схватился за сердце и замолчал.
Я одарила толстяка сочувствующим взглядом, побаиваясь, как бы того не хватил удар, пригубила бокал с вином — дабы смочить горло, и заговорила…
— Невероятно! — потрясенно вопил Бублик, от избытка чувств неуклюже бегая по комнате и ероша свои жидкие волосенки. — Колоссально, грандиозно, уму непостижимо!
— Чего тут постигать-то? — невнятно пробурчал сидящий в центре стола Маврикий, усиленно умывающийся после сытного ужина. — Подумаешь: обычный говорящий кот, обычные эльфы… Делов-то!
— И вовсе не «делов-то», а дело всей моей жизни! — с чувством поправил кота Бублик, остановился, шумно выдохнул и уселся на стул. — Значит, бабушка не ошиблась — вы все-таки существуете!
— Бабушка? — удивленно приподняла бровь я. — Та самая, про которую мне Кирилл рассказал?
— Вернее, прапрабабка, — поспешил уточнить толстяк. — Видите ли, милая барышня, она и в самом деле была ведьмой. А точнее, как сейчас модно говорить — экстрасенсом. Общалась с потусторонними силами и все прочее. В браке она не взяла себе фамилию мужа — Сидоров, а оставила свою собственную. Дескать, колдовская сила передается у них в роду из поколения в поколение, изменять ей негоже, поэтому и осталась бабка Маланьей Васильевной Бубликовой, даже будучи законной женой богатого золотопромышленника Порфирия Силантьевича Сидорова. Да и не любила она его, умную Маланью лишь деньги мужнины интересовали…
— Ничего удивительного, — равнодушно пожала плечами я. — У нас тоже встречаются браки, которые заключают сугубо из корыстных соображений…
— Да ты не перебивай, а дальше слушай, — недовольно поморщился Бублик. — Пообещала Маланья зажиточному жениху приворожить еще больший успех в бизнесе, рост капиталов, тем его и взяла. И он ее не любил, хотя детишки у них и народились. Дед ведь был красавцем писаным — рост гренадерский, косая сажень в плечах, девки на него сами вешались. А невзрачную Маланью, кроме ума, Бог ничем больше не наградил. Вот и получился у них типичный мезальянс. Зато мужнины деньги бабка использовала с толком. Книги редкие собирала, по разным загадочным скитам и монастырям ездила, вещицы особенные покупала. А искала она, с помощью своей ведьмовской силы, одно потаенное место, да не нашла. И называлось то место Вратами вечной жизни…
— И эта туда же! — возмущенно покривилась я. — Больная на всю голову баба, на пару с Айвалин…
— С Айвалин я пять лет назад познакомился, — кивнул Бублик. — И с тех пор жрица богини Морриган стала моим злейшим врагом и соперницей. А причина в том, что еще в подростковом возрасте я нашел на чердаке нашей дачи давно всеми позабытый сундук с книгами и записями бабки Маланьи. И портрет ее старинный. И тут выяснилось, что мы с прапрабабкой буквально одно лицо. Вот, сама убедись. — Он снял с шеи и подал мне овальный медальон.
Я с интересом взглянула. С небольшой костяной пластинки на меня сурово взирала черноволосая, очень полная женщина с неприятными, глубоко прорезанными носогубными складками. Меловая кожа, бурдюками свисающие щеки, холодно-отчужденные глаза-бусинки… И впрямь, если не брать в расчет бубликом выпирающие губы ее праправнука, сходство поразительное.
— А сама Маланья сейчас где? — необдуманно спросила я и тут же спохватилась — ах да, та хоть и звалась ведьмой, но бессмертием точно не обладала…
— Как это — где? — вполне естественно отреагировал на мой глупый вопрос Бублик. — Померла давно уже. Я иногда ее могилу навещаю. Очень уж то кладбище странное… Тянет меня на него, что ли…
— Тянет? — В моей душе звякнул колокольчик странного предчувствия и тут же затих.
— Тянет! — подтвердил Павел. — Вот поэтому я взял себе бабкину фамилию Бубликов и стал продолжателем ее дела, — похвастался толстяк, пряча семейную реликвию обратно под рубашку. — И знаешь, премного с тех пор в нем продвинулся!
— Нашли Врата? — недоверчиво предположила я.